ГО: Слышишь меня, Камби? У меня тут небольшие помехи на линии, но я постараюсь что-нибудь сделать.

БК: Ты как будто очень далеко.

ГО: Я в Сан-Мартин де Рэ, ловлю рыбку.

БК: Звучит заманчиво.

ГО: Я с семьей и мы сейчас собираемся отправиться в море.

БК: Ох, завидую.

ГО: В любом случае, я начну.

БК: Отлично.

ГО: Буду говорить своим выразительным голосом. Доброе утро!

БК: Доброе утро!

ГО: Дай-ка я с этим разберусь.. (шум).. Алло?

БК: Извини, я прослушал. Мы проехали через туннель. (оба смеются)

ГО: Хорошо меня слышишь?

БК: Да, отлично.

ГО: Я спустился к доку, уже в лодке.

БК: (смеется) Здорово.

ГО: В общем, я хотел начать про историю с Джоном Ленноном. Она связана с вопросом для тебя. В общем, однажды Леннон пошел в кино посмотреть на фильм с Элвисом Пресли. Каждый раз, когда Элвис появлялся, все девушки в зале начинали кричать, и Леннон тогда подумал: «Отличная у него работа. Хотел бы я этим заниматься». Собственно, мой вопрос: "Был ли какой-то переходный момент, может быть, когда ты смотрел что-то или играл в театре, когда ты подумал – да, у меня точно есть актерская болезнь (имеется в виду желание играть в театре, кино). У тебя было такое?"

БК: Было несколько таких моментов, когда, так сказать, паззл начал собираться в общую картину. Первый раз это было, я не очень хорошо помню, скорее это воспоминание моих родителей, потому что я был маленьким.

Мы поехали навестить мою крестную, которая в то время была в театре в Стрэтфорде. Она разрешила мне залезть на сцену. Я только помню, что смотрел в темноту, и она меня скорее притягивала, чем отталкивала, если ты понимаешь, о чем я. Я ощущал прилив сил и волнение, я начал думать о возможности взаимодействия, о том, чтобы как-то установить связь с этим, а не о том, чтобы отвернуться, пойти домой, выпить чайку и оставить это дело кому-нибудь другому. И мои родители и крестная, они тогда удивленно переглянулись, все трое актеры, и сказали: «О боже». (смеется)

ГО: Он один из нас.

БК: «Он один из нас, вот черт». Мои родители были актерами, и они отлично работали, но это было то, чем они зарабатывали на жизнь. Так что для меня, пока я рос, это была повседневная реальность, не было никаких иллюзий. Я никогда не сидел и не думал: «Хочу, чтобы меня обожали». Ничего такого. Не то чтобы крики фанатов не вызывали у меня радости, но этого никогда не было главным толчком. Так что, минус один пункт в списке сравнений между мной и Ленноном. И, думаю, потом был еще один момент. В школе во мне энергия ключом била, я всем интересовался.

ГО: Наверное, ты был изобретателен. Француз бы сказал, что ты на луне.

БК: Ага, точно.

ГО: Мечтательный.

БК: Да, есть такое. Но мои учителя, скорее, сказали бы, что у меня синдром дефицита внимания, или просто, что я заноза в заднице. Однако, те учителя, которые были наблюдательнее, дали мне что-то, на чем можно было сосредоточить свою энергию – роли в спектаклях.

Хотя мне пришлось потрудиться, чтобы их получить, это все было вовсе не потому, что я сын Ванды и Тима. Я мог бы быть никуда не годным актером. Талант не обязательно передается с генами. Но мои учителя видели мой пыл, и подумали, может, если мы дадим ему это, что-то получится. И оказались правы. Так что теперь я словно Элвис.

Мне до сих пор кажется забавным (прим.пер.: дословно Бенедикт говорит, что он хихикает от этой мысли), что мне платят за эту работу, и еще то, какого уровня у меня роли, и то, что я могу выбирать. Я отношусь к тому небольшому количеству людей в этой профессии, которые действительно получают предложения по работе.

ГО: Да, процент тех, кто получает какие-то предложения до смешного мал. Когда я только начал, люди говорили, что 98 процентов людей в нашей профессии остаются без работы.

БК: Да. Особенно поколение моих родителей, это больше походило на узкую специальность. Это было прямо перед тем, как возникло явление актеров рабочего класса, которые вышли из театра Ройал-Корт, как и ты.

ГО: Да, эти створчатые двери.

БК: Да, и представления в гостиных. В смысле, это не было какой-нибудь элементарной работой, даже там была конкуренция. Но даже мой папа говорил, что было намного легче.

ГО: Работы тогда было больше.

БК: Да, было больше работы и возможностей начать карьеру, работа в репертуарном театре, на телевидении, в фильмах, на радио. Но с поколением, которое появилось после меня – все по-другому. Если ты ребенок с талантом, пусть неопытный, все равно можешь оказаться главным актером в фильме Скорсезе. Не нужно никому ничего доказывать, соответствовать какому-то уровню, играть сначала классику, постигать канон, как великие актеры поколения моих родителей – Кингсли, Миррен, Хопкинс и т.д.

Звучит, словно хитроумный ритуал, но еще одно откровение со мной случилось, когда отец дал мне свое одобрение. Я только отыграл роль Сальери в университетской постановке "Амадеуса", и отец потом посмотрел мне в глаза, положил руки мне на плечи и сказал: «Ты сейчас намного лучше, чем я когда-либо был или буду. Думаю, из тебя выйдет отличный актер, не могу дождаться, когда увижу это». И я, в общем-то, расплакался.

Это очень много значит, когда мужчина говорит такое своему сыну. Я имею в виду, это было не только как наставление от актера, он же, считай, сказал что-то вроде «Благословляю этот корабль и всех, кто на нем плывет». Как твои родители отреагировали на то, что тебя интересовало? Одобрили?

ГО: Отца рядом не было. Когда я решил, что, возможно, хочу быть актером - не знаю, как именно это пришло мне в голову, потому что у меня не было никаких школьных спектаклей и всего прочего – мама одобрила. Мне нужно было получить стипендию – только так я мог попасть в театральную школу. Но мама не стала говорить, что это глупо. Она не сказала: «Ты это не серьезно. Не делай этого». Я также помню, как видел Малкольма Макдауэлла по телеку, и со мной случилось то, что алкоголики называют духовным пробуждением, момент ясности. Я тут же подумал: "Хочу заниматься тем же".

БК: Да, со мной тоже случалось такое много раз. Я помню, что смотрел "Гамлета" в исполнении Кеннета Брана в центре Барбикан, или "Безумство короля Георга" в национальном Театре. Я смотрел великолепнейшие картины по телевидению вместе с родителями, они всегда выбирали только лучшее. Мы часто сидели вместе, иногда с кем-то из их друзей, например, с Дональдом Пикерингом, и обсуждали все это, и мы все время пытались его заткнуть, потому что он вечно говорил что-нибудь вроде «Боже, что это она делает?» (смеется). Но, для меня эти посиделки всегда были событием, это отвлекало меня от реального мира, и затягивало в свой.

К тому же, меня воспитывали в традиционной атмосфере, образованные люди, серьезно относились к чтению книг; чтение, слова, сценарий - Игра – самое важное - это было для меня и образованием, и воспитанием.

Я ведь играл в классических постановках. Всего год, но это лишь сильнее убедило меня в том, что я всегда считал правдой – сначала театр, потом телевидение, и уже потом, возможно, на большой экран, если повезет. И, может быть, работа на радио – я очень люблю это.

ГО: Когда ты говоришь о великих актерах и акулах пера, которые, собственно, написали канон... здесь есть одна идея, на тему того, как ассистент работника сцены проходит целый путь до того момента, когда он становится ведущим актером, и ему выпадает возможность поработать с этими канонами. Знаешь, однажды студент спросил Стеллу Адлер, считает ли она, что Марлон Брандо был величайшим актером в мире, и она ответила: «Мы этого никогда не узнаем». (Бенедикт смеется) Она всегда измеряла актерское мастерство так же, как дирижёр ведет симфонию, или как пианист играет концерт, или как танцор исполняет потрясающую хореографию. Все-таки, кино с легкостью может увлечь.

БК: Думаю, в кино - и я имею в виду не только фильмы, но и классические картины тоже – я больше всего люблю те невероятные моменты, которые иногда происходят на экране. В то же время, мне кажется, что кино и театр дополняют друг друга. Ты можешь сделать крупный план в театральной постановке, и в тоже время ты можешь сделать что-то совершенно сильное, харизматичное, и, если я могу так выразиться, театральное, в кино, на камеру. Думаю, что камеры и взгляды меняются в зависимости от силы, честности твоих намерений и сосредоточенности на деле.

ГО: Мне нравится эта театральная лиричность, когда ты стоишь на сцене, на тебя падает свет, ты накинул на себя плащ и говоришь: «Это была зима 1860 года…».

БК: И ты как бы увлекаешь людей за собой. Это невероятно, четкое ощущение взаимосвязи. Для меня намного сложнее самому сидеть среди зрителей и смотреть фильм со своим участием, это не комфортно. Я думаю, большинство актеров чувствует то же самое, особенно на первом показе. Думаю, где-то во время третьего просмотра «Шпион, выйди вон!» фильм показался мне чудесным, я наконец-то расслабился и мог наслаждаться фильмом и тем фактом, что я был частью этого фильма, и не расстраивался из-за того, что видел себя на экране.

Это уже не притворная сдержанность, я не топчусь вокруг и не бормочу благодарности, уткнувшись взглядом в ботинки. Я очень горд своей работой, но я просто не могу стать обычным зрителем так же быстро, как те, кто не является частью фильма. Поэтому в театре мне нравится эта особенность, когда ты даешь что-то, и в ответ на то, что сделал, получаешь контакт со зрителями. Это очень волнующе, когда все образы и мысли идут лишь от людей, с которыми ты взаимодействуешь. Люди по-прежнему спрашивают, что мне нравится больше. Но у меня нет предпочтений.

Я люблю и театр, и кино, действительно люблю (связь прерывается) Ты там? Кажется, я тебя потерял? Забавно, я не слышу тебя и говорю сейчас в темноте…

ГО: (снова на линии) Говоришь в пустоту?

БК: В буквальном смысле слова. (смеется)

ГО: То, как наш телефонный разговор сейчас связан.. Ты в Англии, я во Франции, а телефонный звонок идет через Америку, ФБР..

БК: Вот именно. ФБР так себе рай представляют, этот вот разговор. Самая настоящая триангуляция.

ГО: Да, кстати говоря, расскажи мне о фильме о ВикиЛикс, в котором ты снялся. "Пятая Власть".

БК: Он основан на идее о том, что четвертая власть – это СМИ, но с наступлением нашего времени, информация может распространяться куда проще. Так что, идея в том, что люди, которые сливают сведения – не просто стукачи или информаторы. Вопрос в том, как народ, получив информацию, распорядится ей. Это голые данные, никакого редактирования, и поэтому эта та информация, которая позволяет вам самим судить.

Она не изменена для газеты, которая имеет политический уклон, или потребность в высоких продажах, или обязана принудительно распространять что-то. Это имеет отношение к свободной информации, к открытости касательно политики правительства, ведения большого бизнеса и работы общественных органов власти.

Конечно, информаторская часть играет здесь большое значение, но это также относится к законам, силовым структурам, которые управляют нашими жизнями. Поэтому фильм и называется – Пятая Власть – идея эволюции во всех этих аспектах. Конечно, печатные СМИ всегда были первыми в вопросах политики и сомнений, но теперь возникла новая волна современных технологий.

ГО: Поэтому этот фильм невероятно актуален сейчас.

БК: Думаю, он таким и останется. Люди сейчас говорят: «Вы не думаете, что немного упустили момент, история ведь уже двинулась дальше – суд на Мэннигом, Эдвард Сноудэн?» Нет. Вся эта история началась давно, а последние события лишь доказывают, что проблема не исчезнет просто так. Личные права граждан – это довольно серьезная проблема. Таковы и разногласия касательно этой проблемы.

И я надеюсь, что наш фильм сможет сделать то, на что нацеливались ВикиЛикс – даст людям возможность самим искать правду, с той информацией, которую мы предоставили в фильме, ну или, скажем так, с тем вариантом информации, которую мы предоставили. Хотя фильм основан на реальных историях и событиях, как и в любом фильме, нам тоже пришлось что-то вырезать, или добавлять события, которые нужны были, чтобы показать нужных героев, принимавших участие в этой, показанной нами, трехлетней истории, с 2007 до 2010.

Так что, основой для фильма стали отношения Джулиана Ассанжа с одним из его добровольцев, Даниэлем Домшайт-Бергом, а также причины, по которым эти отношения пошли под откос. Фильм так же охватывает период времени, когда ВикиЛикс были известны лишь в кругах хакеров, и даже тогда никто не знал о том, какой сильнейший механизм кроется под этим названием. Это открылось после 2010, после распространения невероятно шокирующих разоблачений – видео под названием «Сопутствующее убийство», военные протоколы из Ирана и Афганистана, дипломатическая переписка.

ГО: Ты встречался с Ассанжем?

БК: Нет, мы не встречались. Он не захотел встречаться, показав таким образом, что не одобряет выход этого фильма в свет. Конечно, я прекрасно понимаю его позицию. В его нелегком положении, сейчас ему необходимо быть как можно дальше от всего, что хоть как-то может искажать правду и реальные факты – его версию событий, которую адвокаты используют для его защиты.

Он считает, что те два источника, на которых основан фильм, являются недостоверными и могут нанести ущерб ему и людям, имеющим отношение к этой истории. Это, конечно, тяжело было слышать. Это заставило меня испытывать сомнения по поводу того, что мы делаем, зачем мы это делаем. Но я думаю, у нас все вышло обоснованно. Я писал ему, и думаю, что он будет удивлен, насколько лояльным вышел наш образ главного героя и самой организации.

Фильм создан не для того, чтобы люди начинали односторонний спор; он создан для того, чтобы начать дискуссию, где по обе стороны баррикад - в данном случае, Государственный Департамент США – разумные участники. В любом случае, я бы с удовольствием встретился с ним.

Я им восхищаюсь, и у меня нет намерения скрывать это. Я актер, он является моим персонажем, поэтому мне не безразлично, что у него на уме, и во что он верит. Но я работал над ролью удаленно. Я работал словно по фотографии. В интернете есть невероятное количество записей и информации о Джулиане Ассанже. Если думаете, что про меня много пишут, посмотрите, сколько есть видео с Ассанжем и о нем.

ГО: Интересно было работать над этим персонажем?

БК: О боже, да. Думаю, по-настоящему сложно было изобразить что-то, чего никто о нем еще не знал. И, думаю, для него будет очень сложно смотреть на это. Я пытался показать то, что оставалось невидимым в его многочисленных интервью и появлениях на публике. Получилось у меня или нет, не знаю. Уверен, смотреть это будет не просто. В любом случае, создается довольно интересная картина, и на ней отображен по-настоящему таинственный персонаж. Так что просто взять и понять, вжиться в роль человека, который находится очень далеко от меня, не только физически, но и эмоционально, культурно…

Он вырос в Австралии, его воспитывала мать, ему удалось избежать секты. С его бунтарским складом ума он смог познать хакерский мир и затем стать лидером этой революционной идеи в СМИ – сайт, где можно анонимно делиться информацией и распространять ее среди людей, свободно и без каких-либо вмешательств с других сторон. Он поразительный человек, потому что попытался пойти в этом направлении – мотивировать людей, направить их инстинкты в нужное русло. Большинство знает его лишь по тому затруднительному положению, в котором он находится на данный момент.

Людям видно лишь то, что создали газеты - запертый в посольстве чудила с белыми волосами, которого хотят арестовать за изнасилование. Но на самом деле, есть и другие вещи, которые необходимо узнать о нем, из-за которых он знаменит, гораздо серьезнее, важнее, чем те факты, из которых складывается эта размытая картинка, созданная газетами.

Я встретился с Биллом Кондоном, и он тоже просто невероятный человек. В фильме он делает невозможное – собирает всю картинку целиком. Думаю, что в итоге это будет для кого-то досадный, но в любом случае, яркий и имеющий отношение к сегодняшней ситуации, фильм.

ГО: Да, у всех этих событий будет продолжение. История не сойдет на нет.

БК: Именно так. Думаю, американцы, особенно после того, о чем поведал Сноуден и Мэннинг, задумались, и теперь спрашивают: «Стойте-ка, какое вообще Правительству дело до того, о чем я говорю с тетей Дэйр из Висконсина? Если у нас больше нет права на частную жизнь, разве это не означает, что терроризм взял верх?». Это весьма сложный конфликт. Конечно, нужно поймать плохих ребят.

Для меня сейчас фундаменталисты - те, кто подходит к вопросам веры односторонне, и не видит ничего дальше собственного носа – и есть враги. Так что это касается не только политики. Интересно, что администрация Обамы дает ответную реакцию на все эти события. И будет также любопытно посмотреть, как отреагирует Англия. Если бы они вдруг слушали наш разговор, хочу сказать, что их принципы работы разочаровывают.

Что они сделают с информацией, собранной из этого безобидного разговора, который не имеет отношения к тем вещам, которые их интересуют – думаю, в этом и есть вся проблема. Они прикрыли террористические сети, им действительно нелегко из-за мобильной связи. Их работа кажется чем-то нереальным. И если они смогли спасти жизни невинных граждан, прослушивая наши телефонные разговоры, я спрашиваю себя – действительно ли я расстроен, потому что кто-то знает, что я говорил с тобой об актерской игре, или о том, что я заказал сэндвич, или о моем негативном мнении касательно чего-то? Если люди проверяют наши разговоры для того, чтобы убедиться, что мы не замышляем террористической атаки – пусть. Я не одобряю этого, но я вижу, что эти действия обоснованы.

ГО: Я даже не знаю, что думаю насчет Сноудена. Какая-то часть меня склонна думать, что если уж ты доносишь на кого-то, то отлично, делай это, но тогда придерживайся своей позиции. Будь готов к последствиям. Не прячься.

БК: Да, но с другой стороны, у него наверняка была и другая информация. Мне так кажется. Не только то, что он уже показал, у него есть намного больше. И они могли бы просто запереть его где-нибудь, и выкинуть ключ. Но мы тоже должны принимать участие в этом – это реальность, наша жизнь, мы должны знать это. Очень легко оказаться втянутым в это, а я ведь не солдат, и не политик, и не шпион. Я актер.

ГО: Можешь себе представить – вдруг прямо сейчас кто-то следит за нами. Пара голубков..

БК: ..ни черта не делают и трындят про работу.

ГО: Никакой угрозы.

БК: Думаю из нас бы вышли отличные шпионы. Не то что Гай Боргесс, который всем говорил, что он шпион, но ему никто не верил. Шпионы из нас никакие, так что это был бы отличный двойной блеф.

ГО: Значит, ты планируешь вернуться в театр?

БК: (смеется) Ну, сейчас я работаю над фильмом «Игра в Имитацию», про Алана Тьюринга. Но да, я собираюсь кое-что сделать в следующем году, правда, пока не знаю, когда, так что я осторожничаю на этот счет.

ГО: Значит, это пока секрет.

БК: Да, но работа над этим уже идет.

ГО: Я сейчас вижу, как земля все больше удаляется, а океан так и манит..

БК: Рыба тебя ждет.

ГО: Позволь задать последний вопрос. Бенедикт Камбербэтч, представь, что все твои работы вдруг оказались в пожаре, и ты можешь спасти лишь одну сцену..

БК: О боже. Только сцену?? Вот ведь хрень.

ГО: Сцену.

БК: Только из моих фильмов? Или из какого-то конкретного фильма?

ГО: Твои работы. Какую бы ты спас от огня.

БК: Боже, это сложно. Гениальный вопрос, но, я не знаю.. Один очень зрелищный момент для меня, потому что в сцене скрыто такое взаимодействие персонажей.. сцена, кстати, с твоим участием, Гэри Олдман. В конце «Шпион, выйди вон!», когда мы проходим мимо друг друга, в офисе, точнее, я не должен называть это офисом, это не офис...

ГО: В здании Ми-6.

БК: Да, там. Мы проходим мимо друг друга, и между нами проскальзывает такой знающий взгляд. И, как только мы разошлись, я прохожу мимо тебя, и я улыбаюсь, потому что знаю, что означает это взгляд, знаю, через что мы прошли, чтобы добиться этого, знаю, как это может на нас обоих повлиять. Да, этот момент много значит для меня. Думаю, это точно одна из этих сцен.

Ну есть и другие, из-за других причин. Моменты, где я говорю: «Да, я могу с этим жить». В Шерлоке есть несколько эпизодов с дедукцией, и еще момент, когда я на крыше, вместе с Джоном (Мартин Фриман).

Есть еще сцена в фильме «Конец Парада», которую мне бы хотелось сохранить, потому что я с большой любовью отношусь к своему персонажу в этой картине (прим. перевод.: если вы посмотрите оригинал интервью, его высказывание по поводу своего героя – because I love that character so, so dearly – у меня лично создалось впечатление, что эти его слова просто трещат по швам от нежности). Это сцена, кажется, во второй серии, когда я говорю с Валентайн, девушкой, которую люблю, и с которой у меня по-настоящему сильная связь. Но я вынужден отказаться от своих чувств к ней, из-за уважения к своей жене, которая только и делает, что наносит вред себе и окружающим. Это та сцена, когда я говорю ей (Валентайн), что ухожу на войну. Сцена очень запутанная, но именно в этой сцене показано, кто я, кто я на самом деле, что мне дорого, и что представляет собой моя страна. Я был бы очень счастлив, если бы они показали эту сцену в такого рода видео, типа «Вот такой-то актер, и вот какие роли он играл». Я был бы очень счастлив, если бы этот момент показали. Ладно, что ж, оставляю тебя наедине с твоим занятием.

ГО: Ага, нам понадобится лодка побольше (прим.перевод.: цитата из фильма «Челюсти»).

 
 

Галерея/Gallery 


***